Что нового

4 февраля в клубе Сhina-Town-Cafe прошел концерт группы «Вежливый отказ», одного из самых неоднозначных и жанрово неопределимых коллективов в российской альтернативной истории. Её участники всегда находились вне тех направлений и тенденций, которые коррелировались со временем и социальными явлениями, создавая созерцательное искусство и ту музыку, слушая которую, необходимо совершать внутренний творческий процесс, совместно с самими музыкантами. Мы встретились с лидером «Вежливого отказа» Романом Сусловым и клавишником группы, композитором Павлом Кармановым и поговорили с исполнителями о творчестве коллектива, их отношении к музыке, которая была и есть, и к тому, что происходит в музыкальном, около-музыкальном и совсем не музыкальном пространстве.

— Группа «Вежливый отказ» всегда существовала в зоне эксперимента. С одной стороны, движение группы шло по одной линии, с другой — в нем постоянно происходили какие-то перемены. Чем творчество сегодняшнего «Вежливого отказа» отличается от того, что создавал коллектив энное количество лет назад? 
Роман: Музыка стала более матерой, звук стал другим, уровень исполнителей повысился, но темы и внутреннее содержание остаются теми же, просто развиваются вместе с участниками группы. Мне кажется, музыканты пишут одну и ту же песню всю свою жизнь.
Павел: Я присоединился к группе в середине ее творческого пути, и, на мой взгляд, звучание так или иначе изменилось с приходом нового клавишника. В целом же — музыка «Вежливого отказа» стала более зрелой, точной в своих высказываниях, более завершенными стали идеи. Раньше было больше поиска, а сейчас мы видим уже прошедшее некий этап цельное, завершенное творчество. 
Роман: Исполнительский и авторский профессионализм стал выше, поэтому все идеи, которые существовали раньше и возникают сейчас, точнее реализуются.

— Роман, вы сказали, что музыкант создает одну песню на протяжении всей жизни. А как вы оцениваете исполнителей, резко меняющих жанр и формат своей музыки?
Роман: Жанр — это форма. Формы могут быть разнообразными, но творчество — все равно узнаваемым, если копнуть поглубже.

— Кстати, для вас форма всегда была тесно связана с содержанием песен, Именно через сложную выпуклую форму композиций передается мысль...
Роман: Мне сложно судить об этом, я воспринимаю несколько иначе, потому что делаю это сам. Если ты оцениваешь и смотришь на какие-то даже формалистичные способы реализации своего нутра, это не будет соответствовать внешнему объективному взгляду. Мне кажется, что я пою одну и ту же песню, потому что я не меняюсь. Я могу взрослеть, но во мне есть гены. И это удивительная вещь, от которой никуда не денешься. Сейчас я смотрю на своего сына и удивляюсь — откуда в нем такие же проявления характера? В музыке, мне кажется, то же самое: есть какие-то незыблемые, основные, жесткие, но одновременно тонкие вещи, которые изменить очень сложно. 
Павел: Я в эти вопросы стараюсь не вмешиваться: это в большей части творчество Романа. Я стараюсь идти в ногу с его идеями, возможно, добавляя немного своего, но находясь в русле. Я точно не сказал бы, что форма всех произведений «Вежливого отказа» одинакова. Более того, она претерпевает постоянные изменения, после записи альбома, в процессе исполнения, во время каждой репетиции могут появляться новые особенности, новые аранжировки. Музыка «Вежливого отказа» — организм, который живет своей жизнью, в основном — в голове Романа, и каким-то образом управляется свыше.

— Многие музыканты стараются поддерживать постоянную активность, выпускать альбомы или создавать другие инфоповоды регулярно. Между последним и предпоследним альбомом «Вежливого отказа» прошел довольно большой промежуток времени — почти 10 лет, с чем связаны перерывы, возникающие в жизни группы, периодическое снижение внешней активности?
Роман: Я с уважением отношусь к тем людям, которые ставят себе задачи и четко их выполняют. Это вопрос дисциплины. Я не дисциплинированный человек, я так не могу. Если проперло — мы возьмем и сделаем, если нет, то нет. Я все время жду такого важного для себя момента, когда больше терпеть нельзя, момента «теперь или никогда». 
Павел: Был период, когда мы не выступали в течение трех лет, в другие годы мы играли многочисленные концерты со старым репертуаром, от которого в какой-то момент стала нарастать определенная усталость. Я думаю, всем музыкантам было приятно, когда стал появляться новый материал, когда он начал становиться более осмысленным, обрастать некими подробностями и в итоге сформировался в глубокий и серьезный альбом «Гуси-Лебеди», который был выпущен в позапрошлом году.
Роман: До его выхода в моей жизни был такой период, когда я сменил душевную и творческую активность на простое утилитарное хозяйствование, в процессе которого очень сложно заниматься творчеством. В какой-то момент появилась, скорее, усталость от того, что я ничего не делал, возникла потребность что-то «натворить». Как только появилась возможность, я ринулся в работу и сделал последнюю программу буквально за считанные дни.

— Сейчас вы работаете над новой программой. Какой она будет?
Роман: Это будет цикл военных песен. Дело в том, что я все время подстраиваю какую-то музыку под себя, стараюсь создавать свое, потому что мне не нравится чужое. Я стремлюсь к тому, чтобы мне было комфортно, но пока не добиваюсь этого до конца. «Гуси-лебеди» — самое близкое приближение, и по звуку, и по общему состоянию группы. Мне очень приятно и очень тепло видеть хорошее, свободное, мощное раскрепощение, которое не чувствовалось в предыдущих программах: все были зажаты. Предыдущие альбомы были моделями, попытками, «Гуси-Лебеди» можно назвать более состоявшейся работой с этой точки зрения. Но нужно идти дальше. И теперь мы работаем над новым материалом. Я с детства не могу терпеть советские песни военных лет. Это перепевки одного и того же, тем более чужого. Мы же перенимаем все... Хочется написать настоящие военные песни, без фальши и близкие мне. Это не значит, что под них можно будет маршировать...
Павел: «Война» понимается в этом случае как некое общее понятие, а не как конкретное событие, произошедшее в определенном месте. 
Роман: Хотя, как у человека родившегося и выросшего в этой стране, у меня есть устоявшееся отношение ко Второй мировой войне. О ней рассказывали на телевидении, в книгах, в газетах — я не мог всего этого не впитать. И меня так или иначе это вдохновляет.

— Несмотря на критичный подход к музыке в том виде, как она представлена сейчас и была представлена раньше, вы можете назвать какое-то общее направление, которое вам близко?
Павел: Как мы ни пытались найти определение музыки «Вежливого отказа», в основном мы слышали мнения, что она не похожа ни на что. Получилось совершенно уникальное явление, в котором ужасно интересно находиться и работать.

— Павел, на ваш взгляд, этот организм — многоголосие с равнозначными партиями, или Роман задает основное четкое движение, в рамках которого все раскручивается?
Павел: И то и другое. Конечно, Роман задает движение, но при этом — не ограничивает нас в определенной свободе вкрапления собственных идей, в результате чего получается полноценное коллективное творчество. 
Роман: Я ограничиваю музыкантов только в пошлости и банальности. 
Павел: Возможно, во многом именно поэтому творчество группы ни на что не похоже, и это прекрасно для людей и для музыки как таковой.

— В конце 80-х вы сказали, что ваше творческое кредо — профанация тоталитарного героизма? Сейчас эти слова близки вам? 
— Я всегда относился с иронией к героическим проявлениям. Я считал, что люди, которые себя так ведут, лишены чувства юмора. Поэтому по смыслу эта фраза близка мне до сих пор, а по форме — я бы убрал из нее пафос и напыщенность.

— 4 февраля, в день вашего концерта, в Москве проходили митинги...
Роман: Я на такие мероприятия не хожу.
Павел: Я тоже.
Роман: У меня естественным образом получается абстрагироваться от этого. В деревне я нахожусь в некой изоляции от всего, что происходит в стране, а я нахожусь в ней сознательно. Деревня помогает, потому что здесь, в городе, тебя так или иначе кто-нибудь зацепит, а там — иногда только приходится сгонять охотников со своей территории.

— С чем связана эта позиция? С пониманием того, что ничего не изменить?
Роман: Не хочется об этом думать, но опыт проживания в этой стране таков, что надежда мала. Кроме того, хочется быть отдаленным от государства, и мне это удается, может быть, иллюзорно, находясь там. Можно расценивать это как попытку сбежать, но в этом есть и иной смысл. Если реагировать на все происходящее, останется очень мало места для того, чтобы заниматься чем-то красивым.

— То есть это созидательная позиция?
Роман: Она охранительная.
Павел: Со своей стороны могу сказать, что, хотя я и не нахожусь далеко от происходящего, у меня есть много дел и постоянная необходимость присутствовать рядом со своим рабочим местом. Иногда я не имею права от него отходить далеко и надолго, потому что когда ко мне придет вдохновение — неизвестно, его нужно высиживать, ждать, стимулировать. Чем больше подходов сделано к произведению, тем более велика вероятность того, что оно получится. Не делая их, можно не сделать вообще ничего, а просто растратить себя на походы на митинги.

— В своем творчестве вы отдаете предпочтение музыкальному языку, а не текстовому слову. И даже если мы слышим текстовое слово, оно важнее в своем звучании. Но существует мнение, что по самой нашей ментальности важен поэтический текст?
Роман: Если народу нравится — пусть он слушает тексты. Мы не пишем для народа, мы это делаем в большей мере для себя, а там уже — кто услышит, тот услышит.
Павел: Музыка «Вежливого отказа» сама по себе сложная, и гармонически и ритмически, поэтому нужно иметь определенный уровень подготовки, чтобы понимать ее и получать от нее удовольствие, примерно так же, как в случае с авангардной музыкой, с академической или джазовой музыкой.
Роман: Она не релаксационная. Она требует от слушателя совершения определенной внутренней работы. Скорее, мы приглашаем людей к определенному сотрудничеству, а не к отдыху.

Наталья МАЛАХОВА
thankyou.ru