Если нельзя играть песню каждый раз по–другому, становится скучно, считает клавишник, трубач и щтатный поэт АукцЫона Дмитрий Озерский, интервью с которым мы публикуем здесь в преддверии концерта, посвящённого десятилетию со дня выхода альбома "Девушки поют".
На
днях повезло пообщаться с Дмитрием Озерским — бессменным клавишником и
автором большинства текстов песен великой русской группы АукцЫон.
Поговорили обо всём понемножку. Пользуясь случаем, выразил Дмитрию
Александровичу восхищение и благодарность за творчество — АукцЫон я
слушаю уже лет двадцать.
Вначале было слово
— Дмитрий Александрович, банальный вопрос: как вы решили стать музыкантом?
—
О–о, как же давно это было! Тут имел место достаточно обыденный случай.
Cначала люди просто начинают дружить, ощущают в себе общий интерес к
музыке, создают дворовые команды… Умение играть, первые качественные
инструменты — всё это, как правило, появляется гораздо позже. Так было и
со мной.
Родившись в Ленинграде, поступил после школы в
Политехнический институт на металловедение. Там и познакомились с Лёней
Фёдоровым. Только он Политех закончил, а я нет. Лёня собрал ансамбль, в
который пригласил и меня. Понятное дело, что самым популярным
инструментом была гитара, тогда очень многие на них бренчали. Побренчал
какое–то время и я, но потом оказалось, что если гитаристов–то много, то
клавишников ощущается серьёзный дефицит. В итоге переключился на
клавишные, играть на которых так, собственно, и не научился — набирал
три ноты одним пальцем. Со временем в том же ключе освоил и другие
инструменты: трубу, например…
— Но вы ведь не только музыкант, но и поэт — большинство текстов группы АукцЫон написаны вами.
—
Первое стихотворение, если его можно таковым назвать, написал года в
три. Потом помогли родители. Когда к нам приходили гости, мы часто
играли в буриме. Это игра такая, когда на заданные рифмы, иногда еще и
на заданную тему придумывается стихотворение. Потом в школе, класса с
седьмого, активно писал всякие стихотворные пародии и пасквили. Когда
стал играть в группе, опыт оказался полезным.
Впрочем,
написание текстов не сразу стало моей безоговорочной обязанностью. Для
первых песен мы могли брать слова отовсюду, даже из газет. Некоторые
тексты писал Олег Гаркуша: в частности, почти все, что вошли в наш
альбом «Жопа» (более политкорректное название «Дупло». — Прим. авт.),
вышедший в 1990 году.
Тут еще хотелось бы подчеркнуть
некоторую особенность моей работы со словом в группе. В сущности, я
либреттист, поскольку создаю тексты для музыки, которую пишет Лёня.
Раньше мы работали в основном так: Лёня приносит музыкальную «рыбу», а я
уже придумываю на неё слова. Впрочем, иногда бывало и так, что брался
уже готовый текст — мой или Олега, и песня создавалась уже под него.
Скажем, на последнем альбоме ровно половина текстов была написана в
отрыве от музыки.
— Лично мне ваше творчество напоминает произведения футуристов начала прошлого века, обэриутов…
—
Возможно, некоторое сходство есть. Хотя моим любимым моим поэтом всегда
был Пастернак. А на него уж у меня совсем не похоже. Конечно, люблю и
Хармса, и Хлебникова, и Введенского. В 95–м АукцЫон записал с Алексеем
Хвостенко альбом «Жилец вершин» на стихи Велимира Хлебникова. Впрочем,
эта была, в первую очередь, идея Хвоста. На самом деле, считаю, на меня
повлияли и поэты и не поэты самых разных стилей и направлений.
Дорогой тряской катимся с разбега
— Каким образом родился сценический стиль АукцЫона, выделивший вас из десятков других групп?
—
Ну, в рок–клубе в 80–е мы были далеко не единственной группой,
уделявшей внимание внешней театральности, некоторым шоу–элементам. У нас
зрелищный компонент очень усилился начиная с 1985–го, когда в группу
пришёл Олег. С его появлением в каждом выступлении стал присутствовать
элемент некоего эксцентрического шоу.
Несколько лет с нами
выступал замечательный танцор Владимир Весёлкин, немалый вклад внес и
художник Кирилл Миллер, занимавшийся у нас сценографией и оформлением
первых альбомов. Не последнюю роль сыграло и наше тогдашнее увлечение
панк–стилистикой: грим, причудливые причёски, костюмы. Это было модно и
сыграло определённую роль. Однако в основе всё равно всегда лежала
музыка, она всегда была первична.
— Не было ли у вас тогда, на первых выступлениях, проблем с властями?
—
Первые выступления у нас начались ещё до учреждения рок–клуба, в 81–м.
Как и большинство парней, желающих работать музыкантами, мы активно
халтурили на разных танцевальных вечеринках, школьных праздниках и так
далее. Исполняли джентльменский набор того времени: Землян, Машину
времени, Антонова. Это был неофициальный заработок: никаких билетов,
люди сбрасывались, и из этих денег шла оплата музыкантов.
Когда
появился рок–клуб, мы в него вступили, поскольку это открывало
возможности легального музицирования. Правда, песни перед исполнением
приходилось литовать, но особо серьезных проблем у нас с этим не было.
Собственно, для того рок–клуб и создавался под крылом официальных
органов, чтобы можно было держать всю эту «шушеру», то есть участников
самодеятельных ансамблей, под одним колпаком. Ну а в пределах рок–клуба
уже допускался известный либерализм и особо никто никого не притеснял.
Да, были претензии, что мы какие–то «не такие», пишем «неправильные»
песни — это раздражало. Хотя, в общем–то, в наших песнях никогда не было
политики, так, эмоционально–ассоциативное отражение происходящего
вокруг.
— Когда вы начали зарабатывать на жизнь только музыкой?
— Это происходило медленно и постепенно. Самым последним расстался с автобусным парком наш басист Витя Бондарик; долго трудился киномехаником и Олег. Что касается меня, то, окончив в 86–м Институт культуры, два года работал руководителем театрального коллектива. К этому времени АукцЫон уже начал активно гастролировать, и то и другое — и группа и театр — отнимало массу времени и усилий. В конце концов назрел вопрос окончательного выбора: туда или сюда. Я решил уйти в АукцЫон не потому, что там можно было больше зарабатывать, а в силу того, что режиссура — профессия «волчья», чтобы что–то вышло, ты должен тащить на себе всех. А в группе, наоборот, все друг друга поддерживали, помогали, подталкивали. Делалось одно большое коллективное дело.
— Если взять ранние альбомы группы, от «Вернись в Сорренто» до «Бодуна», какой вы считаете самым удачным?
—
Они все по–своему интересны. Правда, наши самые первые альбомы, такие
как «Вернись в Сорренто», «Как я стал предателем» и «В Багдаде все
спокойно», — они чересчур театральные. Песни для них придумывались как
мини–истории, они были достаточно жестко структурированы — возможно,
именно поэтому многие из них прожили у нас на сцене не очень долго. А
вот «Дупло», «Бодун» — они уже оказались куда более свободными по
стилистике: их можно было играть долго и можно играть по–разному. И
хотя, в общем–то, любой наш альбом имеет некую объединяющую концепцию.
Ее можно обозначить скорее как эмоциональную, нежели логическую.
…И стены помнили войну
— Начиная с 89–го АукцЫон начал активно ездить в Германию и во Францию. Не было мысли остаться там насовсем?
—
Такой мысли как–то вообще не возникало. То были достаточно тяжкие в
финансовом отношении годы. И зарубежные поездки рассматривались как
возможность заработать в том числе. Мы могли проездить по клубам два–три
месяца и привезти на человека по 30–60 марок. Огромные деньги по тем
временам, полгода жить можно.
Наш немецкий менеджер
Кристоф Карстен принципиально продвигал АукцЫон не как некий продукт
«а–ля рюсс», а как обычную нормальную западную группу. На первых порах
на концерте могло быть пять–десять человек. Выступая в полупустых
клубах, мы научились играть в первую очередь для себя самих — то есть
радовать и веселить себя. Постепенно обрастали и публикой. Через
несколько месяцев в тот же клуб на нас могло прийти уже человек
пятнадцать–двадцать, в третий раз — уже 150–200. Ещё нам
очень повезло в том, что благодаря зарубежным гастролям мы познакомились
со многими интереснейшими и талантливейшими людьми из числа эмигрантов:
Алексей Хвостенко, Анри Волохонский, Владимир «Толстый» Котляров, Юрий
Мамлеев… И, конечно, эти встречи тоже не могли не оказать влияния и на
нас, и на наше собственное творчество.
— Вашим самым популярным альбомом считается «Птица». Но вы почему–то редко исполняете песни с нее вживую…
—
Отчего же, какие–то песни играются. Просто «Птица» тоже отличается
весьма жёсткой внутренней структурой: припев–куплет–соло. Из этого очень
трудно вырваться, уйти в «свободный полет». Если пропадает возможность
играть песню каждый раз немного по–другому, становится скучно и
неинтересно. Это как возить с собой в чемодане чугунный памятник самому
себе: вот смотрите, я тут наваял когда–то…
— Почему у вас после «Жильца вершин» был двенадцатилетний перерыв с альбомами?
—
Поскольку у нас бразды правления принадлежат Лёне Фёдорову как
композитору, то всё зависит именно от него. Не хотелось делать вторую
«Птицу» или «Бодун». Нет, песни сочиняться не переставали, просто, как
понимаю, Фёдоров не видел этот материал как аукцыоновский. А альбомы у
него выходили — сольные или совместные, с контрабасистом Володей
Волковым, с Игорем Крутоголовым — ещё как! За двадцать лет Лёня сделал
вне АукцЫона немало альбомов, и в некоторых из них тоже использовались
мои тексты. Ну а к 2007–му всё сложилось: в ходе гастрольной поездки по
США возникло желание и предложение записать новый диск АукцЫона.
Запись
альбома «Девушки поют» проходила в американской студии, причем с нами
согласились поработать такие замечательные музыканты, как гитарист Марк
Рибо, клавишник Джон Медески, трубач Фрэнк Лондон, саксофонист Нед
Ротенберг. На мой взгляд, альбом вышел интересный, то есть
двенадцатилетняя пауза себя вполне оправдала. Потом были «Юла» и
прошлогодний «На Солнце».
— Несколько слов о тех из ваших соратников, кого уже нет в живых.
—
Это саксофонист Коля Федорович, игравший с нами ещё на самом первом
этапе существования группы. Это перкуссионист Паша Литвинов, который был
в АукцЫоне двадцать лет — вплоть до самой своей смерти в декабре
2005–го. Это очень часто участвовавший в наших концертах Толя Герасимов,
замечательный флейтист и саксофонист…
— А что вы скажете про Хвостенко?
—
Мы общались в последнее время, хоть и не так тесно, как раньше. Чаще
других с ним виделся Лёня, они оба жили в Москве. Мы познакомились с ним
в 1989 году в Париже. Хвост уже тогда являлся легендарной личностью, он
был известен как художник, а также сочинял стихи и песни. Мы с ним
сразу подружились, а потом и плодотворно поработали вместе, сделав
альбомы «Чайник вина» и «Жилец вершин». Через него мы познакомились с
Анри Волохонским. И он и Анри очень отличались от нашего тогдашнего
круга общения. При всей своей харизматичности и необыкновенной эрудиции
эти люди поразили нас своей тонкостью и деликатностью — они никогда не
показывали своего превосходства. Вселенская широта и доброта с мудростью
и твердым внутренним стержнем. Общение с ними захватывало настолько,
что казалось, что тебя укрывает одеяло, ограждающее от остального мира.
Твой сон ещё похож на дом…
— Как вы решили выпустить в 2009–м книгу детских стихов?
—
Очень многие вещи происходят сами собой, когда наступает правильное
время. У меня родилась третья дочка, и вдруг начали сочиняться стихи для
детей. Какие–то подобные стишки придумывал и раньше, но они самому не
нравились. А тут, напротив, «попёрло»: меньше чем за год сочинил
достаточное количество стихов, которые, наверное, можно условно назвать
детскими. Часть из них вошла в книжку «Там, где…».
Я вообще как автор к себе достаточно критичен — у меня в отвал уходит что–то около 90% написанного.
Иллюстрировать книгу позвал своего друга Гавриила Лубнина, известного петербургского художника.
Позже
у меня вышел сборник «Город жаб». Там повесть и шуточная пьеска. Эту
книжку мне помог оформить другой друг–художник, Артур Молев. А еще у нас
с товарищами по группе, Михаилом Коловским и Николаем Рубановым, есть
совместный проект, ОРК — это такое чтение стихов в музыкальном
сопровождении.
— В песнях АукцЫона отсутствует социально–политическая тематика…
— А зачем превращать музыкальную композицию в газетную статью? В этом случае ведь её век окажется безнадёжно коротким. Тем не менее это не значит, что мы, будучи обычными людьми, не интересуемся тем, что происходит в стране и в мире.
— Каким вы видите вашего типичного слушателя?
— Очень часто мне хочется ответить на ваши вопросы — я и сам не знаю… Вот и в этом случае тоже. Когда мы начинали в начале 80–х, нам просто хотелось играть. Мы старались не подстраиваться под запросы массового потребителя. И тот факт, что АукцЫон стал в результате достаточно известной группой, отношу во многом за счёт везения — особенно если учесть, что в нашем городе тогда было много талантливых и оригинальных команд, которые потом куда–то исчезли. Ну, видимо, нас слушает какая–то… интеллигенция… не знаю… Примечательно, что, несмотря на достаточно солидный возраст группы, мы до сих пор видим на концертах много молодых людей. Вот это очень радует.
Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ
vesti.lv, 1 марта 2017 года
Концерт АукцЫона, посвящённый десятилетию альбома "Девушки поют", состоится в столичном клубе YOTASPACE 31 марта