Что нового

Стороннему наблюдателю оно могло показаться хаотичной суетой, но на деле всё было концептуально упорядочено. Собственно, как и в творческой компоненте проекта Дмитрия Озерского. Накануне презентации были приглашены музыкальные обозреватели различных СМИ, но по разным причинам большинство приглашённых не пришло. Сотрудников ГЕОМЕТРИИ сей факт никоим образом не обескуражил, и пока было время до концерта, они вместе с «Орками» после саундчека расположились на втором ярусе уютной веранды, и поговорили обо всём, что могло бы заинтересовать прессу. Как следует из нижеприведённой стенограммы беседы, она удалась и получилась интересной. Началось с шуток и прибауток. Подоспевший на конференцию гитарист и саундпродюсер проекта и весьма известная фигура в андеграундном мире первым задал вопрос, встреченный общим смехом: 

Николай Бичан: Меня хорошо видно?

После того, как смех стих, продюсер ГЕОМЕТРИИ вывел беседу, продолжившуюся хоть и не без некоторых шуток-прибауток, но в серьёзном тоне, на должный уровень.

Вадим Ульянкин: Мы поздравляем себя, потому что «Суп» - отличный альбом, релиз, его долгожданное физическое воплощение. Довольно важно, что это всё замутил Паша (Кострикин, глава ГЕОМЕТРИИ), безусловно, при моей полной поддержке. Он сказал: «Давай сделаем», и мы - реально сделали. Больше хочется говорить про музыку, стихи и прозу, офигительно сошедшиеся воедино. И очень не хочется ступать на стезю противопоставления, по крайней мере, мне. Когда и почему ты понял, что твоим стихам мало их автономной самодостаточности и возникла музыка?

Дмитрий Озерский: Всё получилось случайно. Сначала замечательный немецкий переводчик Андреас Третнер, который переводил, в частности, Пелевина, вышел на меня и сказал: «Хочу перевести твои детские книжки. Давай, приезжай, почитаем (подекламируем, попроговориваем – прим. авт.) вместе».

Александр В. Волков (Музыкальная жизнь): А до этого опыта не было?

ДО: Нет, не было. По сценам, библиотекам. Я сказал, что забыл уже - что такое читать, и не считаю себя замечательным чтецом, а вот давай-ка мы возьмем с собой Николая Рубанова и Михаила Коловского. И вот втроем...

АВВ: А почему именно их? Саксофон, туба, клавиши условно. Это нестандартный формат.

ДО: Нестандартный, но удобный. Потому что с гитарами сложно. Удобно, потому что бас есть, саксофон есть, и самое главное, что поскольку мы люди не особо ритмичные, не надо думать, они все плавные и хорошо, никто мозги не пудрит.

НБ: Блин, а я тут пытаюсь размер играть. (общий смех)

ДО: (с совершенно серьёзным видом) Мы потом уже научились и играли, не слушая его. Было уже всё равно, в каком размере он играет.

Дмитрий Кошелев (пресс-служба «ГЕОМЕТРИИ, InRock, headbanger-ru): То есть, ты ратуешь за то, чтобы  размер какой-то соблюдался?

АВВ: А мне показалось, дело не в размере, а в эстетике, более смягченной, такой пост-роковой.

НБ: А мне всё равно, что играть.

Дмитрий: Сначала мы делали проект втроём, и у нас он получился вялотекущий. Потом прорисовалось немножечко другое направление. Читаю под настроение, и как-то что-то другое само собой вытаскивается, песня – она об одном, стихи – о другом. Ну и интересно делать такой разрыв. А когда начали с Николаем и Олегом делать спектакль «Хармс», так автоматически проект и расширился.

АВВ: Т.е. встретились через Хармса?

НБ: Ну да, состав тот же, только программа другая.

АВВ: Николай, «Хармс» – это Ваша музыка?

НБ: Большей частью моя, там есть ещё что-то из фильмов, а истории и тексты, которые легли в основу, я адаптировал для концертов.

АВВ: А как авторская музыка сочетается с музыкой ОРКов? Как добавились КО?

НБ: Мы с Вадиком и с Димой знакомы уже больше 15 лет. Познакомились, когда ещё выходил питерский концерт «Девушки поют», я был звукорежиссёром, записывал и сводил. С тех времён как-то периодически пересекаемся. С Вадиком обсуждали Восточный Синдром, когда Панама (Александр Пономарёв) ещё жив был, царствие ему небесное. С Панамой даже привозили в Москву реинкарнацию Восточного Синдрома. Это был клуб «А1» или «Икра».

ВУ: А где сейчас вокалист Владимир Ермолов, который тогда с вами был, кстати?

Кто-то: Он в околоджаз ушёл. У него есть проект, называется Че Морале. Это такой уже больше одесский кабак, на мой взгляд. Отличный парень, совершенно не такой вокалист, каким был Костя, но, тем не менее - яркий.

ДК: Вадим начал разговор с того, что вышел альбом на компакт-дисках, двойник в диджибуке.  Сейчас многие довольствуются тем, что выкладывают музыку в сеть, и она там живёт в формате плейлистов. Насколько, с вашей колокольни, субъективно, важно вещественное подкрепление произведений артефактом, физическим носителем?

НБ: Очень важно!
ВУ: Это всё обман. Сегодня эти плейлисты есть, завтра их нет.
НБ: Дело в том, что я не могу найти некоторые пластинки некоторых исполнителей, которые мне нравятся. Apple Music отказался брать у меня деньги. Я пошёл на Яндекс, который пока у меня берёт деньги. На Яндексе некоторые исполнители в плейлистах… исчезли. И я вынужден ходить, извините, на торренты, потому что купить ни в цифре, ни на физических носителях некоторые вещи негде, ну или очень трудно купить.

АВВ: Т.е. какой-то дядя сначала выложил, подсадил, а потом удалил, и это получается что-то вроде зависимости?

НБ: Конечно. Вся эта цифровая история, подписки – это про зависимость.

ДО: Примерно то же, как стихи выкладывать в интернете.

НБ: Я читаю только физические книжки, не могу читать цифровые.

ДК: В чтении бумажных книг есть определённая магия.

АВВ: А как вообще стихи появляются? Как получается авангардная поэзия, как получается авангардная ритмическая поэзия? И когда она появляется в голове?

ДО: Я использую случайный набор фраз. В какой-то момент понимаешь, что откуда-то слышишь какие-то слова. И это идёт не от головы, я не могу написать что-то специально.

АВВ: Хорошо, буду упрямым. Первое стихотворение какое написалось – свободное, ритмичное, вот какое?

ДО: Вообще в жизни? В три года написал.

АВВ: Что это было?

ДО: Там было много эмоций. И любовь, и всё там было. Оно было ритмическое. Потом в школе писал пасквили на всяких нехороших «товарищей».
ВУ: Хорошо, не директору школы. (общий смех)
ДО: Ему тоже «досталось».
ВУ: Я имел в виду записки – директору школы... (общий смех)
ДК: А эти эпиграммы-диатрибы были ритмические или авангардные?
ДО: Ритмические. О том, насколько получатся стихи авангардные, в процессе сочинения никогда не думал.

ДК: У ОРКиКо есть песни, известные благодаря АукцЫону. Можно ли считать их кавер-версиями и вообще - что сподвигло на новые интерпретации?

ДО: Я бы не назвал их кавер-версиями, потому что в АукцЫоне это песни, а здесь на первом плане композиции энергетическая подача текста. У ОРКиКО песен, наверное, и нет.

АВВ: А что такое песенная музыка вообще?

НБ: «Рюмка водки на столе». Песня – это то, что могут спеть другие. Берёшь гитару и поёшь. То, что можно повторить под душем. В дУше и в душЕ. Может быть и более сложно, там скажем «как прекрасна даль морская», это раз - и можно петь!

ДО: Ну ты кстати поёшь в одной из версий. Даже в ноты попадаешь.

НБ: Дело в том, что когда в рамках крупной формы, такой как альбом, когда человек читает-читает, и вдруг он раз, где-то запел, даже вот так смешно, криво и немножечко нелепо, в этом есть своя фишка, потому что элемент фанковый, и очень крутой на самом деле.
АВВ: Получается очень музыкально, когда Озерский читает. Если я начну читать, то это музыкально не будет… Хотелось бы понять, где граница этой музыкальности? В какой момент её можно поймать?
НБ: Сколько лет Дима играет в группе АукцЫон? Неважно, как он про себя говорит и как он читает. Он очень музыкально читает. Получается русский, только правильный, рэп. Мы смеялись на эту тему: «мастера психоделического рэпа».

Николай Рубанов (духовые, клавишные, перкуссия): Русская экспериментальная поэзия или русская энергетическая поэзия.

Андрей Смирнов (газета «Завтра»): Я знаю, что название образовалось из фамилий, но условно ОРК это именно семантика определённая. Она закладывалась в качестве шутки или в качестве прототолкиенизма, скажем, из юности?

Олег Шарр (ударные): Из трёх букв составить что-то - вариантов немного получается.
Михаил Коловский (туба): Были варианты и РОК, и КОР. Первое – слишком было бы общее и претенциозное, второе «похоже на правду», но его отмели. Кто-то сказал «гоблины русского рока», но гоблины не подходят, а орки в самый раз.
НР: Название ОРК аиболее точно отражает идею.

ДК: У музыкантов АукцЫона множество сайд-проектов. Что побуждает их создавать в таком количестве? Какое влияние создание коллабораций, подобных ОРКиКО, оказывает на основную группу?

ДО: Наверное, это заразно. Один наш знакомый сказал: «Я понял, что есть АукцЫон. АукцЫон – это Марвел, а все остальные – супергерои, которых эта вселенная объединяет». Что-то в этом есть.

АВВ: Хорошая ассоциация, хотя и из пластмассового мира.

ДО: Но это же актёр сказал. Все мы знаем, как Тарковский отзывался об актёрах. (смеётся)

ВУ: Вопрос к Колику (Николаю Рубанову). Мне показалось, ОРК для тебя - это такой витальный выхлоп вне структуры, что важно. Во-вторых, здесь ты можешь по-новому оформить то, что недооформлено в АукцЫоне для (именно) стихов?

НР: Всяческое участие во всевозможных проектах – это от жадности и от чувства глубокой творческой неудовлетворённости. Да, ощущение недосказанности мучает, а время идёт и поэтому приходится всё время высказываться.

НБ: Не недосказанности, а невысказанности.

НР: На самом деле, очень многие воспринимают меня как человека сдержанного, выкованного из кремня и стали, скупого на слова и на поступки. Это маска. На самом деле, у меня масса идей и временами они прорываются. При этом я бесконечно скромен. Не один раз предлагали создать сольный проект, а мне стыдно.

НБ: Мне нужно предложить тебе его записать и тогда дело пойдёт. (общий смех)

НР: Есть какие-то процессы, как АукцЫон, бесконечные, длительные, и это часть жизни. А есть очень лёгкие. А давайте сыграем? А давайте! Буквально на раз. Собственно, ОРКиКО образовался по случаю того, что Диме предложили, подкинули идею. Мы поддержали, ну и сыграли.

НБ: А потом увидели, что людям интересно. Всё началось, как обычно. Мы делали спектакль, который назывался «Рок-дневник Анны Франк» в Пушкинском театре. Меня туда позвал Коловский. Я пришёл, режиссёр - на своей волне, выдумщик по части сцены, а спектакль делать надо. Пашу Борисова, бывшего басиста, позвали, Шарр сел за барабаны. Сделали саундтрек. Вскоре после того Дима звонит и говорит: «Давай сыграем на музейной ночи»? Почему бы и нет, давай сыграем. Собрались на репетиционной точке, быстренько посмотрели, что к чему, ну и отыграли.

ВУ: Как вы решаете вопрос сочетания программности и импровизации: по принципу «я делаю всё, что хочу» или ритмическая основа какая-то есть?

НБ: Есть программная музыка, а есть импровизационная.
ДО: У нас сто процентов импровизационная музыка, но под фанеру.

АВВ: Вы как-то договариваетесь, что будете делать?

НБ: Конечно.

НР: Структура – прежде всего. У любого произведения, даже абсолютно свободного, она есть. В какой-то момент времени оно начинается и в какой-то момент времени оно заканчивается. Где-то посередине существует импровизация, после которой исполнитель понимает, что в принципе всё сказано. Тем самым мы уходим от нынче популярного вульгарного тезиса «в импровизационной музыке играю, что хочу, это абсолютная свобода». Никакой свободы нет. Есть необходимость играть, выдержать и не сдохнуть во время концерта, убедить всех слушателей, что это здорово, и уйти со сцены с хорошими эмоциями, а не с плохими. Это структурирует очень сильно. Это очень трудно изложить на бумаге. Существует для того, чтобы во времени зафиксировать какие-то события. Здесь время растягивается. Оно существует, но оно очень разное в разные моменты времени. По-умному это называется дихотомия. И она - отражение своего я. На основе этого существует вся хорошая музыка, неважно, написана она нотами, выдумана одним человеком или двадцатью пятью одновременно.
НБ: (смеётся) Или ещё не выдумана.
НР: Да, именно так! Это просто некое состояние, которое потом можно прописать, как угодно. Если нас пригласят на какой-нибудь джазовый фестиваль, мы будем говорить, что это чистая импровизация, мы не знаем, что будем играть в следующую секунду? Враньё!

НБ: Колик, не так давно я как звукорежиссёр делал звук к рекламному ролику для Газпрома с Аркашей Шилклопером. И вот он сказал гениальную вещь - то, чем на самом деле мы, большая часть музыкантов, занимаемся, которые якобы играют фри, называется компровизацией, то есть - композиционно продуманная импровизация. Как раз то, о чём ты говоришь. Это всё равно структура. Сегодня она такая, завтра другая. В рок-опере она более академичная, у нас - менее академичная. Мы можем собрать и написать альбом быстро. Потратили всего четыре смены на «Добролёте», а получился двойной альбом. И писали лайвом практически всё, какие-то мелочи потом дописали. И который день сами слушаем теперь.

АВВ: Все эти разговоры очень близки к определению свободы, к спорному определению свободы. Когда одни говорят, что свобода - это имею право делать то, что хочу, а другие говорят - могу делать то, что должен.

ОШ: А ещё один человек сказал, что свобода это осознанный выбор, Владимир Ильич Ленин.

ВУ: Как человек, который произносит слова на сцене, встраивается в структуру музыки? Мне кажется, когда Дима читает стихи, музыка строится вокруг него лишь отчасти, не совсем, но в большой степени. Всё-таки вокруг этого стержня строится ваш поток музыки или я ошибаюсь?

НР: Я бы предложил более размытую формулировку. Как только произносится, что «музыка сроится вокруг», то происходит разделение на некие планы, начинает работать старая схема, перед глазами возникает история «исполнитель/аккомпаниатор», и так далее.
НБ: Чисто шубертовский принцип.
НР: Это происходит одновременно, потому что текст - сам по себе, особенно поэтический текст, уже задаёт какую-то временную структуру. Но это не значит, что мы начинаем подыгрывать, это очень важно, это не аккомпанемент. Эта параллель. Я думаю, что это полифония определенная, временами контрапункт, причём сознательный. В музыкальном потоке появляются, звучат сознательно выбранные места, в которых музыканты сознательно делают переклички. Это не тотальный поток сознания. Но, честно говоря, по той причине, что каждый из участников способен нести всевозможную белиберду бесконечно, у нас есть эта потенция – играть поток сознания бесконечно.

АВВ: Тот самый «энергетический поток»?

НР: Нет-нет, именно процесс извлечения нот. Если человек много говорит, он много играет. Очень мало скупых на слова, способных сыграть много нот. (общий смех). Этот структурированный поток идёт параллельно голосоведению.

АВВ: К вопросу о музыкальной свободеНа одном из ЛеоФестов в Измайлово я жду концерт и подхожу к афише, и там идёт Палестрина, романсы Чайковского. И это -  ЛеоФест. Второе приближение, допустим. И я думаю – как гармонично, как классно, это и есть музыка, которая была тогда и сочинялась тогда и исполняется сейчас, по принципу фри-ситуации. Музыка, которую не привяжешь ни к чему, не прикрутишь к двери, к лозунгу и так далее. И вот она и получается - свобода музыкальная, свобода выражения, свобода импровизации. Я правильно понимаю?

НБ: Я думаю, что да.

АВВ: Был ли у кого-то из вас фри-выход не на современную, а вот на такую, музыку в прямом понимании классическую?

НР: Ну у меня, понятно, были. У меня академическое образование музыкальное. Сейчас существует в Петербурге проект  Трио Дышло. Певица Ольга Комок в нём поёт на старопортугальском песни про Деву Марию, играет на средневековых инструментах: органелле, колесной лире. Она совершенно в традиции, изучает барочную музыку. Там всё очень строго и очень правильно. При этом Дмитрий Тыквин это дело поддерживает на препарированной колесной лире и на препарированном кото, которые он сам изготовил. Кото – инструмент мистический, в нём куча пружин. Я там играю совершенно третью историю, использую народные инструменты, использую мянкере, саксофон, бас-кларнет. Формально - это три ортогональных вектора. У каждого вроде бы своя вселенная, но удивительным образом это всё сходится и звучит очень, не побоюсь этого слова, благопристойно. Мы выступали несколько раз в рождественские вечера – ну полнейшая лепота. Свечи горят, звучит барочная музыка. Выходит трио: электрический комбик, сопрано, саксофон с овердрайвом, и - песни про Деву Марию. И тут же - какое-нибудь из православных песнопений. Казалось бы, это никак не дружит, но соседствует отлично.

 

На этом месте артистам пришло время выходить на сцену, и условленный хронометраж «структурировал» импровизационную пресс-конференцию, которая могла продолжаться если не бесконечно, то ещё очень долго.

Дмитрий КОШЕЛЕВ (редактирование и корректура)